«Старый Арбат», «Артплей» и «Театр в наушниках»: как видят город культурологи?
Поделитесь с друзьями
Мы продолжаем серию экспертных материалов, где обсуждаем разные феномены с представителями гуманитарных наук. И прежде, чем продолжить изучение города, вспомним, что нам уже о нем известно. Так, с Романом Рудым мы смогли посмотреть на город глазами урбаниста. Выяснили, что вообще из себя представляет город, и какие проблемы есть у крупных городов. Михаил Кондратьев рассказал, как чувствуют город психологи. Поделился наблюдениями о том, какое влияние архитектура города оказывает на психологическое состояние его жителей, и как бороться с неврозами, вызванными мегаполисом. Теперь же на очереди познание города с культурной точки зрения. О том, что позволяет городу называться культурным, в чем важность сохранения культурно-исторического облика городов, и как город способствует появлению новых культурных форм, — рассказывает Валерий Золотухин.
Валерий Золотухин, старший научный сотрудник Школы актуальных гуманитарных исследований ИОН РАНХиГС
Про культурные институции
Ссылка на источник
— Пожалуй, начнем с самого главного вопроса, можно ли вообще назвать город культурным феноменом?
Особенность подхода в современных гуманитарных науках заключается в том, что почти любой феномен может быть рассмотрен с культурной точки зрения. Есть культурная история медицины, технологий, цветов, да и вообще всего того, что нас окружает. Поэтому и города, конечно же, можно назвать культурным феноменом.
— Получается, любой город можно рассматривать как культурный феномен. А по каким признакам мы можем определить, что конкретно этот город является культурным центром, а другой – нет?
У словосочетания «культурный центр» есть несколько значений, и тут надо уточнять, о чем именно речь. Культурность города может определяться тем, какие культурные институции в нем функционируют, с одной стороны. И культурный уровень аудитории, для которой они работают, с другой. Если рассматривать российские города, то ситуация довольно своеобразная. Я остановлюсь на театре, который мне в профессиональном плане ближе. В советское время затрачивались колоссальные усилия на то, чтобы в городах функционировали различные культурные институции, и театр играл здесь одну из ключевых ролей. Вы и сегодня с трудом найдете город в России численностью свыше 150-200 тысяч человек, где не было бы своего театра. Как правило, это профессиональные театры, в которых работают актеры, получившие специальное образование, где есть художественное руководство, и которые финансируются из местных бюджетов. Это если не брать любительские коллективы, которых, конечно, очень много в городах с меньшим населением, в селах и деревнях. Является ли до сих пор наличие театра одним из признаков местного «культурного центра»? Определенно.
— Получается, если в городе есть театр или любая другая культурная институция, то такой город можно назвать культурным?
С моей точки зрения – да. Но есть и другое значение культурного центра, которое закреплено, допустим, за Петербургом как «культурной столицей», Москвой, Екатеринбургом и другими городами, где и качество работы институций сравнительно высокое, и исторически за ними закреплена символическая ценность, которая распространяется на сам город. Может ли одна институция кардинально изменить ситуацию? И такие случаи есть. Например, в Германии есть промышленный город Вупперталь, на мировой культурной карте ничем особенно не отмеченный до того, как в нем в 1973 году не возник Танцтеатр хореографа Пины Бауш, вскоре ставший известным далеко за пределами Германии. Здесь много факторов играло роль, – гастроли, фестивали и т.д. – но сегодня Вупперталь для человека, хоть немного интересующегося современным театром и танцем, безусловно нанесен на карту культурно значимых мест Европы. Это не единственный пример того, как отдельно взятый театр может сыграть поворотную роль в восприятии города как значимого культурного центра.
— Если театр настолько сильно может изменить представление о городе и повлиять на его статус как культурной столицы, то как еще театр способен взаимодействовать с городским пространством? Например, если рассматривать проект Rimini Protokoll, где люди передвигаются по городу, следуя голосовым командам компьютера в наушниках.
У коллектива Rimini Protokoll было несколько проектов из серии «театра в наушниках». Remote X, который проходил в разных городах, включая Москву и Петербург, действительно очень интересный пример осмысление окружающего зрителей-горожан пространства. Это собственно прогулка группы людей по городу в наушниках, а ведет их синтезированный голос, – один из тех «искусственных» голосов, с которыми мы постоянно взаимодействуем в современном городе, пользуясь навигаторами, кассами самообслуживания, банкоматами и так далее. Более того, эти голоса чаще всего говорят нам, что нужно делать, и спектакль Rimini Protokoll, кроме прочего, заставлял нас задуматься об этом явлении с культурной, исторической, урбанистической и других точек зрения. Но «театр в наушниках» не обязательно ставит – и так эффектно решает – амбициозные задачи. Это может быть и очень познавательная экскурсия, и рефлексия по поводу какого-то пространства, где находятся зрители-слушатели, очень много вариантов.
— Как Вы думаете, какие еще формы может принять театр за пределами помещения, где происходят представления?
Мне кажется, упор на технологии не важен. Прогулки в городе могут быть вообще никак не связаны с технологиями, как, например, в случае спектакля-интервенции Всеволода Лисовского «Неявные воздействия». Мне кажется, что противопоставление театра в условно традиционном пространстве стационара и сайтспецифического театра (прим. ред.: site-specific – направление в искусстве, реализующее художественные задачи для существования их в определённом месте) утрачивает значение. Современный театр в принципе осмысляет себя как искусство, неразрывное с местом, где оно разворачивается, где собираются зрители. Если же говорить шире, про отношения театра и города, то как минимум с эпохи Просвещения они неразрывны с самых разных точек зрения – экономической, урбанистической (ведь недаром театры располагаются на центральных площадях). Тематической, в конце концов, когда на сцене начали появляться персонажи, с которыми может идентифицировать себя зритель-горожанин. Сейчас же в обиход входит понятие «театра горожан», который и создается с их участием в качестве перформеров.
Про сохранение пространств
— Мы обсудили, как культурные институции меняют город и влияют на него, в частности, на его статус. Чтобы город продолжал называться культурным, важно ли сохранять культурно-исторический облик городов, и если да, то почему?
Это безусловно так, но прежде всего надо сказать, что России не единственная страна, которая сталкивается с этой проблемой. Угроза городской исторической застройке существует во многих городах, накопился огромный опыт, который может быть использован всеми, и властями города, и его жителями. Я не специалист в области охраны памятников, городской среды, но эта тема лично очень волнует меня как жителя Москвы. Я думаю, что изменения городской среды трудно разорвать с другими изменениями, даже революциями, которые мы переживаем. Я имею в виду прежде всего изменения, связанные с технологиями. Скорость изменений колоссальна, их масштаб действительно огромен, и у всего этого есть обратная сторона, которая постепенно становится ясна. Она связана с управляемостью, с возможностью влиять на эти изменения, включая изменения окружающего пространства. С возможностью выбора, в конце концов. Единственный путь – это не закрывать глаза на проблемы, а вникать в них, искать пути решения, поддерживать проекты подобные «Архнадзору» и запускать инициативы по сохранению города «снизу».
— А мы действительно много теряем, если на месте бывшего завода или деревянного дома строят небоскреб?
В одних случаях мы теряем по-настоящему уникальную архитектуру. В других – архитектуру, уникальность которой еще не вполне ясно понимаем, но она существует. Сложился консенсус по поводу ценнсти застройки XVIII и XIX веков. Мы понимаем ценность советской архитектуры 1920-1930-х годов, конструктивизма и постконструктивизма. Но за этим стоит процесс, огромная работа – десятилетия проводимых конференций, тысячи публикаций, экскурсии и так далее. Похожая работа сейчас ведется в отношении советской архитектуры послесталинских лет, того, что называют советским модернизмом. НИИ, заводы, дома отдыха, кинотеатры, музеи, жилые микрорайоны – мы не видим в них памятники архитектуры, между тем, и с историко-культурной, и архитектурной точки зрения это огромная ценность, которая требует осмысления. И большой работы, которая ведется. Но сносы тоже идут, так что лет через 20 мы будем жалеть об утраченных архитектурных памятниках второй половины ХХ века.
Про реформацию пространств
Ссылка на источник
— Мы выяснили, что когда изменению подвергаются культурно значимые объекты, то в первую очередь это влияет на чувства горожан. Многие привыкли к стабильности и не готовы видеть пространство другим. А как появление таких арт-кластеров, как «Артплей» или «Винзавод» на месте некогда функционирующих предприятий, способствует переформатированию городской среды? И откуда появился тренд на переосмысление промышленных пространств?
Тренд, о котором вы говорите, связан с ревитализацией промышленных территорий, отчасти с джентрификацией, получившей очень широкое распространение в 1980-е годы в крупных западных городах, в частности, в Лондоне и в Нью-Йорке. Есть очень много примеров эффективных решений, благодаря которым сохраняются памятники промышленной архитектуры. Собственно, «Красный Октябрь» и «Винзавод» тоже к ним относятся. Джентрификация существует так давно, что уже ясны и плюсы, и минусы в исторической перспективе: из-за нее очень сильно меняется внутренняя жизнь того или иного района, социальный состав и так далее. Плюсы, конечно, в новых возможностях для города и его районов, для старой архитектуры, как, например, как это произошло с «Винзаводом», где старые цеха переоборудованы под выставочные помещения. Вообще урбанисты и историки города расскажут вам об этом гораздо подробнее и компетентнее. Я только могу поделиться одним частным наблюдением. Я живу в Басманном районе, где сейчас РЖД расширяет пути под участок маршрута МЦД, соединяющего Площадь трех вокзалов, Курский вокзал и далее. И когда в какой-то момент был опубликован совершенно бездарный проект реконструкции трамвайной арки в Сыромятническом проезде, то очень много жителей района встали на ее защиту. И к ним присоединились многочисленные посетители «Артплея», которые воспринимают эту действительно очень колоритную арку как достопримечательность района. Возник резонанс, и в итоге нам вроде бы пока что удалось ее отбить. Новый проект расширения путей предусматривает сохранение арки.
— Такие пространства как «Винзавод» или «Артплей», безусловно, притягивают своей уникальностью. Туда приходят разные люди: кто-то на выставку, кто-то за тем, чтобы отведать новое блюдо в любимом кафе или же просто провести время в компании друзей. Так, эти пространства становятся периодическим местом встреч горожан. А способствуют ли тогда такие арт-кластеры появлению новых городских сообществ?
По-моему, как раз городские сообщества сильно влияют на городскую среду. Это идет не от пространства, а от людей, которые наделяют какие-то городские пространства новыми смыслами. То есть первичны именно различные городские сообщества, а уже затем городские пространства.
— А если говорить о субкультурах, то тут работает тот же принцип? Возможно, субкультуры собираются не конкретно в этих арт-кластерах, но в других местах города.
Знаете, само по себе соединение пространств и субкультур – очень интересное явление. Можно вспомнить, например, какую огромную роль для оформления различных субкультур играли пространства, например, ночных клубов. Аспект публичности для некоторых субкультур очень важен, и поэтому на первый план выходили не изолированные, а наоборот максимально публичные пространства. Но технологическая революция действительно внесла в это огромные изменения, в частности, в отношения субкультур с городскими пространствами. Я не занимаюсь исследованием субкультур, но кажется, что те первичные пространства, где складываются новые субкультуры, это прежде всего онлайн, тогда как физические пространства уже не так важны. Они могут быть временными, легко изменяемыми под запросы представителей тех или иных субкультур. Другой вопрос – это судьба субкультур, тем или иным образом связанных с контркультурой, формой часто радикальной критики конвенциональных культурных норм. Сегодня же большие культурные сдвиги, возникающие в результате критики, связаны с выработкой новых культурных норм, которые инсталлируют себя на месте старых, будь то движение Black Lives Matter, движения за права меньшинств и так далее. И это создает очень мощный импульс для изменений городской среды.
Про значимость пространств
Ссылка на источник
— Если горожане готовы признавать значимость исторических построек и созывать консенсусы относительно важности отдельных объектов, то с чем связано негодование по поводу инсталляции «Большая глина №4» Урса Фишера?
Негодование, по-моему, прекратилось довольно быстро, и слава богу. Про этот феномен много писали, я согласен с той точкой зрения, что на московский паблик арт проецируется недовольство горожан, вызванное непричастностью к колоссальным изменениям в городе. Забавно, конечно, что споры развернулись вокруг временно установленной скульптуры. Как бы ее демонтаж теперь ни вызвал протестов! Я иронизирую, конечно, но в это современной скульптуре, по-моему, есть интеллектуальный и эстетический вызов для горожан, однако абсолютно лишенный агрессии. Но есть иного рода неудовлетворенность, о которой я сказал, и она проецируется на различные городские объекты, наделенные символическим содержанием.
— Если не брать во внимание то, что места могут стать предметом обсуждений, потому что в чем-то не устраивают горожан, как вообще место приобретает культурный маркер?
На мой взгляд, места становятся культурно значимыми благодаря тому, что определенные пространства наделяются новыми смыслами. Но на уровне района или города это часто сопряжено с экономическими причинами. Многие давно замечают, что, например, окрестности Бауманской постепенно меняются и приобретают какое-то собственное лицо. Его черты, может быть, не очень яркие и заметны окружающим, но пока еще сравнительно низкие цены на аренду позволяют открывать здесь небольшие бары, кафе, клубы, которые создают какую-то особую атмосферу, отличающуюся даже от расположенной неподалеку Покровки. Пускай не для большого количества людей, но для небольших сообществ за районом закрепляются какие-то новые смыслы, которых раньше не было.
— От чего зависит долгосрочность тренда на локацию? Например, Старый Арбат все еще представляется значимом местом в Москве?
Арбат исторически значимое место во всех отношениях. Обаяние арбатских переулков отчасти сохранилось, а вот с Арбатом случилось то, что случилось. Превращение его пешеходную улицу в 1980-е годы должно было закрепить за ним культурную значимость, но потом, после превращения в туристическую достопримечательность, произошло обратное – в глазах многих и многих москвичей, включая местных жителей, он ее лишился. Но остались замечательные музеи, театры, архитектурные достопримечательности – Дом-музей Андрея Белого, один из главных памятников авангарда дом архитектора Константина Мельникова, недавно реконструированный кинотеатр «Художественный», Вахтанговский театр и многое другое. Их работа и развитие, а также появление новых мест может со временем вернуть Арбату утраченную культурную значимость.
