Насколько хорошо мы знаем город? Интервью Романа Рудого
Поделитесь с друзьями
Большинство из нас проживает в городах. Кто-то в крупных мегаполисах, кто-то в городах поменьше. В городе мы учимся, работаем, заводим новые знакомства, по городу мы гуляем и в нем же назначаем встречи. Город и городская среда поистине неотъемлемая часть нашей жизни, где происходят разного рода взаимодействия и коммуникации. Города знают и помнят каждого из нас, кто когда-то бывал или все еще проживает в них. Но насколько хорошо мы знаем город? Вместе с Романом Рудым, преподавателем кафедры территориального развития им. В.Л. Глазычева, мы приоткрыли небольшую завесу тайны и поговорили, о том, что есть город, какие процессы в нем происходят и как эффективно взаимодействовать с городской средой.
— Чем занимаются урбанисты, и как они связаны с городом? Не существует канонического образа урбаниста, который занимается определенными вещами. В моем восприятии, когда речь заходит об урбанистике и урбанистах, то подразумевается большое количество разных профессий, которые так или иначе связаны с городом и городской средой. Строителей, занимающихся строительством жилых комплексов или коммерческой недвижимостью, можно назвать урбанистами, поскольку они воздействует на город, на городскую среду своими методами. Архитектора, который проектирует здания, также можно назвать урбанистом, но он использует другие профессиональные инструменты для взаимодействия с городом. Социолога города также можно назвать урбанистом, потому что он исследует город, исследует взаимодействия людей в нем. Горожанина, осознанно взаимодействующего с городской средой, можно назвать урбанистом. В принципе урбанистом можно назвать любого, кто взаимодействует с городской средой, влияет на нее.
— Урбанисты - те люди, которые знают, что такое город. А что вообще такое город? Что он из себя представляет?
Город - очень сложный объект, сложная конструкция как понятийная, так и инструментальная. Для жителя это будет один город, и он будет видеть его в своей определённой оптике. Для муниципальных специалистов город совершенно другое пространство и иная оптика восприятия. На этой почве нередко возникают конфликты и недопонимания. Для человека, потребляющего «городской сервис», правовые аспекты могут быть не очевидны. К примеру, городской житель может прийти с запросом на изменение городской среды. Но получить, например, в администрации отписки, что это вне их полномочий и ссылки на кучу документов, почему нельзя менять где-то ландшафт или возводить постройку. Вот здесь возникает вопрос, что такое город. Город он разный. Размышляя об урбанистах, я обобщил под это понятие людей различных профессий (эколог, социолог, архитектор, строитель). Мне кажется, такая связка важна, потому что городу не хватает этого объединения.
Если попробовать описать некую общую «миссию урбаниста», то ее можно зафиксировать так — делать города комфортными для тех, кто в этих городах проживает. Разумеется, под чувство комфорта можно отнести, что угодно, и у каждого оно своё. Но как раз таки одна из задач урбаниста — поиск общего языка, договоренностей о том, чем для каждого участника является комфорт в данный момент, попытаться поговорить о таком сложном объекте как город.
— Какие есть проблемы у городов? И есть ли они вообще?
Говорить об общих проблемах города не совсем корректно. Города разные, каждый обладает уникальными характеристиками среды. Но если попробовать отвечать на вопрос об «общих проблемах», рассматривать общемировую городскую повестку, как неких уплотненных центров антропогенного влияния на окружающую среду, то к подобного рода общим местам можно отнести экологические вопросы. Если мы приезжаем в любую европейскую страну, в любой город и начинаем разговор на любую городскую тематику, то, как минимум треть обсуждений будет посвящена проблемам экологии.
— Насколько уместно рассматривать город с ракурса политической повестки? Влияет ли она на городскую среду?
Конечно, это напрямую связанные вещи. Город, городское развитие и городское сообщество не могут существовать без политики. Любая низовая инициатива, любое желание жителя как-то повлиять на пространство своего двора — это в любом случае уже политика. Разумеется, это не политика общегородского уровня. Это может быть очень локальный, районный уровень политики, но это в любом случае политический акт, потому что мы вступаем в публичную сферу.
Город — это публичная сфера взаимодействий. Любой городской вопрос невозможно решить в одиночку, действуя по принципу, как бы я хотел лично видеть развитие города. Если мы начинаем действовать на свое усмотрение, то это снова почва для конфликта. Каждый актор начинает делать так, как ему хочется: официальная администрация так, как видит она, городские активисты по-своему. В итоге таких несогласованных действий получается разорванное пространство, которое никому не принадлежит. Поэтому если мы говорим про город, про городское развитие, то мы имеем в виду и публичную политику. И город напрямую зависит от тех процессов, которые в политической сфере происходят.
— Ввиду того, что политическая повестка все-таки влияет на городскую жизнь, встает ли вопрос о том, кто и в какой мере обладает «правом на город»?
Запрос «права на город» и на использование городского пространства еще больше обостряется в тех моментах, когда есть определенные акторы, у которых есть право воздействовать и менять городскую среду, а есть те, у кого этих прав недостаточно. В политическом поле прийти к соглашению бывает порой трудно. В поле градостроительно-урбанистическом, наоборот, инструменты взаимодействия с горожанами по вопросам территориального развития развиваются и популяризируются. У нас популяризируется подходы с соучаствующим проектированием. Когда вместе с жителями команда урбанистов разрабатывает проекты публичных пространств: парков, скверов, дворов. Через обсуждения с жителями решается вопрос того, как будет выглядеть пространство с учетом требований и пожеланий каждой из сторон. «Право на город» реализуется с точки зрения взаимодействия с городским пространством.
Реализация «права на город» рождается во взаимодействии. Если ты берешь на себя право переустройства какого-то участка городской среды, то ты должен также понимать и свою последующую ответственность за происходящие там процессы. Естественно, здесь могут возникать сложности, которые в дальнейшем могут перерасти в конфликт. Однако конфликт рождает понимание. Люди, которые не замечали проблему, через конфликт могут ее осознать. Дальше уже идут разные способы взаимодействия. Конфликт можно затушить, тогда это никак не позволит сдвинуться ситуации и продвинуться к совместному ее решению. А можно работать с конфликтом, подобрать инструменты взаимодействия, договориться о каких-то позициях, и совместно выйти победителями со всех сторон.
— Как именно реализуется «право на город» в условиях взаимодействия жителей и управленческих структур?
Например, Центр компетенций Башкортостана сейчас активно развивает в республике инструменты вовлечения жителей в различные вопросы территориального развития. Там в одном из городов, рабочие, перекладывая асфальт, обнаружили под верхним слоем старую тротуарную плитку, которая, по сути, представлялась как часть культурного наследия. Понятное дело, что таким статусом она не обладала, и ее можно разрушить и выкинуть с точки зрения законодательства. Но жители захотели сохранить ее. Но это желание не было выражено через открытые противостояния, митинги, пикеты. Центр компетенций устраивал встречи с горожанами, где обсуждались решения, которые они предлагали для сохранения исторического вида тротуарной плитки. В ходе обсуждений был найден компромисс: выкопать плитку и в проекте реконструкции другой улицы выложить ею тротуар. Каждая из сторон была удовлетворена решением. И плитку удалось сохранить, и строители не выбились из срока проведения работ по замене асфальта. Всем удалось реализовать свое «право на город» в контексте взаимодействия.
— А если под «правом на город» подразумеваются не преобразования городской среды, а получения разрешения, к примеру, уличными музыкантами выступать на улицах города, то в таком случае это тоже можно отнести к вопросу ответственности за ту часть пространства, которую хочешь занять, или же к чему-то другому?
Как я понимаю, это преимущественно Московская практика с получением большого количества разрешений. У меня, как человека близкого к концепциям социального взаимодействия, подобного рода ограничительные меры вызывают вопросы. Наверное, в ситуации ограниченных ресурсов, когда нужно управлять огромным мегаполисом, эти инструменты будут иметь свой эффект для того, чтобы сделать город более однородным, чистым и структурированным. Но с точки зрения проявления себя, каждого человека или сообщества такие меры могут восприниматься как ограничение.
Мы используем город так, как нам нужно. И в этом опять получается рассогласование. Есть, вроде бы, какие-то правила, но никто их особо не придерживается. Крупных последствий за эти «вольности» не последует. К примеру, есть определенные правила парковки, в том числе, в дворовых пространствах. Но не то чтобы их кто-то сильно придерживается. И часто машины ставят так, чтобы хоть куда-то приткнуть. За этим не следует никакого наказания, и это становится некоторой практикой. Кто-то создал среду, пространство таким в рамках своей логики, но формат использования, бытового приспосабливания этого пространства начинает сильно отличаться. Здесь прослеживается неосознанная реализация «права на город». Когда каждый делает так, как хочет, пространство города может стать неудобным для пользования.
В этом контексте уличный музыкант, особо не задумываясь над всеми правилами и ограничениями, может выйти и сыграть на гитаре в центре города. Если проходящему мимо полицейскому будет все равно, то музыкант сыграет, а полицейский просто на него посмотрит, и все забудут про те правила и ограничения, которые существовали.
Другое дело, когда начинаешь действительно осознавать своё «право на город», когда у тебя возникает внутренняя дилемма «я не согласен», и ты начинаешь вступать в конфликтное противостояние. Например, был случай, с которым я работал в одном из Московских районов. Там жил мужчина. Он работал удаленно и большое количество времени проводил у себя на районе. Выходил погулять и обращал внимание на проблемы вокруг: то машину неправильно припаркуют и газон колесами замнут, то мусор не уберут, то несанкционированную торговлю продуктами сомнительного качества организуют. Он начал писать обращения в управу. Описывал проблематику, и ему на это приходили формальные отказы. Он понял, что не хочет смиряться с этим, но и вступать в открытое противостояние был не готов. Тогда он просто вышел и в какой-то момент посадил дерево, где парковалась машина. Потом провел субботник, чтобы самостоятельно убрать мусор. Через какое-то время к нему подключился сосед. Постепенно это переросло в районное сообщество, которое вместе проводило субботники, совместные детские праздники. И вот, когда это стало сообществом, администрация услышала о них и начала вступать в неформальное взаимодействие, прислушиваться к их мнению относительно различных вопросов. Когда эта коммуникация начала налаживаться, городская среда стала более приветливой и качественной для всех.
— Существует ли проблема оттока городских жителей из центра? И можно ли в целом назвать это проблемой?
Волн освоения центр-периферия было большое количество, причем в разных странах и городах по-разному. С развитием пригородного и железнодорожного транспортного сообщения начала развиваться периферия города. Особый толчок в освоении пригородных пространств дал личный автомобиль, на котором ты почти в любое время мог из переуплотненного центра вырваться в загородный дом и отдохнуть от суеты на свежем воздухе. При этом можно было оставаться городским жителем и быть вовлеченным в городской тип экономики, но получать преимущество загородного образа жизни с точки зрения простора, комфорта и наличия своего пространства. Поэтому многие города, в том числе американские, начали развиваться по принципу разрастания.
Однако с желанием людей обеспечить себя собственным пространством стали беднеть центры городов. Обеспеченные жители, которые могли позволить себе основаться за пределами центра, уезжали и покупали дома. В центре оставались либо рабочие пространства, которые живут только днем, либо пространства малообеспеченных семей, которые не могут себе позволить загородное жилье. Начало наблюдаться социальное расслоение. Постепенно ответом на этот процесс оказалась джентрификация. Когда не очень благополучные районы городов реновировали, перестраивали, открывались различные культурные кластеры, способные привлечь новую богемную публику. Обеспеченный средний класс возвращался в город, потому что центр вновь становился комфортным для проживания.
В России все немножко иначе развивалось. Если для европейских и американских городов модель плотности, центр максимально плотный, а дальше, чем ближе к окраинам, тем плотность меньше, то у нас наоборот. Связано это с практиками девелопмента. Центр зафиксирован как памятник и чаще всего никаких крупных застроек в нем не ведется. Если захочется что-то построить, то сначала нужно будет сносить, получать разрешение от кучи разных собственников. Сложный процесс согласования строительства. А если у тебя под боком пустое пространство, то проще там дом построить. Поэтому в России все развивалось, скорее, по принципу, где есть пустой кусок – там и будет постройка. Конечно, так развивались далеко не все города России. Во многих города застройка велась по планам промышленного развития, чтобы просто наращивалось производство. Город считался некой машиной, обеспечивающей производство.
— Альмира Усманова в работе по исследованию городского пространства пишет, что постсоветские граждане обнаружили, что им есть куда пойти (пространства потребления многочисленны и разнообразны), но, по сути, некуда выйти, потому что пространство приватизировано. Центральные площади оккупированы крупными торговыми центрами и оборудованы видеокамерами. То есть отсутствует чувство уединения с городом, ощущения того, что город для граждан. Вы согласны с этим?
С этим точно были проблемы. Особенно в года, когда начал преобладать бесконтрольный девелопмент, когда отказались от старых градостроительных правил, а новые еще не придумали и не применяли в должной мере, когда город начал разрастаться просто, как хочет. Действительно, гуляя по Москве еще в начале 2000-х или 2010-х годах можно было столкнуться с очень сильной барьерностью и несвязностью среды. Ты мог идти по прямой и уткнуться в какую-то развязку, которую не понимаешь, каким образом можно обойти. Такая неудачная логистика городского пространства была связана с большим количеством девелоперских проектов, каждый из которых перехватывал внимание на себя. При этом в этих проектах не учитывалось соседство с окружающей средой, где и как что расположено, поэтому выходили нагромождения и трудности с передвижением по городу. Сейчас, как раз благодаря развитию урбанистических подходов, город становится более дружелюбным к пешеходам. Места начинают связываться. Решаются проблемы несогласованности мест в городских пространствах. В разных городах создаются различные проектные офисы при Мэриях, при Правительствах регионов, которые занимаются вопросами благоустройства городской среды и делают ее более согласованной.
— В завершение нашей беседы, скажите простыми словами, какие ассоциации вызывает у вас город?
Порой бывает сложно перейти к некоторому упрощению. В целом город для меня это природа, экология, инфраструктура, люди и коммуникации, некая уникальность, традиции и идентичность.
