Декан факультета психологии ИОН Владимир Спиридонов дал интервью Новой газете
Поделитесь с друзьями
Декан факультета психологии ИОН РАНХиГС, профессор, доктор психологических наук Владимир Спиридонов дал интервью Новой газете.
Поведение человека в искусственной изоляции, причем не одного-двух, а целых мегаполисов, стран и наций — небывалый внелабораторный эксперимент и поле деятельности для ученых. Экспресс-выводы по итогам первых карантинных дней столичной жизни "Новая" обсуждала с доктором психологических наук, профессором РАНХиГС Владимиром Спиридоновым.
— Человек неожиданно оказался наедине с собой. Насколько он готов к тому, чтоб осознать себя вне инерции жизни?
— Боюсь, что проблема не в осознании, а в поддержании привычного образа жизни. Именно привычный распорядок дня, установившиеся правила и практики (от чистки зубов до похода в магазин за колбасой или молоком) поддерживают наше стабильное эмоциональное состояние, позволяют планировать свою жизнь, противостоять бессмыслице и хаосу. Без этих опор мир может "зашататься" и "выскочить из пазов". И каждому, как принцу Гамлету, придется самому строить его наново.
— Человек оказался еще и наедине со своими домашними. Как этот новый герметизм меняет отношения внутри семей?
— Тут, боюсь, прогнозы очень грустные: драки и разводы. Есть американская статистика, которая показывает, что супруги, оценивающие свой брак как удачный и счастливый, общаются друг с другом меньше часа в день. Если больше, то начинаются проблемы. Очень трудно долго выносить рядом даже близких людей. И опять-таки — нарушение привычного образа и ритма жизни действует как сильный стрессор, т.е. вызывает стресс — сильное напряжение. С ним непросто бороться в четырех стенах, когда ты не можешь никуда выйти, уменьшить частоту и интенсивность общения.
— Чем психологи объясняют паническую скупку круп и санитарных средств?
—Ну, с одной стороны, это действительно паника — т.е. сильные и плохо контролируемые эмоции, которые сразу ведут к каким-то действиям. Покупка гречки — еще совсем не самый страшный вариант. Мы сейчас проводим исследование психологических реакций на эпидемию, в том числе просим объяснить (конечно, задним числом), зачем надо было так обильно закупаться. И наши респонденты, вполне отдавая себе отчет в том, что это была именно паника и вели они себя соответственно, рассказывают нам о памяти поколений, о голодных временах при советской власти и при перестройке и т.д. Но, конечно, нормальное объяснение складывается из нескольких частей: и из тревоги и чувства неуверенности, и из воспоминаний и рассказов про нелегкие времена, и из информации о том, как покупают сейчас товары в странах, затронутых эпидемией. И из наглядного примера, когда все вокруг вас всё покупают мешками.
— Есть ли риск развития неврозов и навязчивых страхов?
— Да, как и в случае любых серьезных потрясений. С глубокими переживаниями надо как-то справляться. Ведь страх за собственную жизнь, за здоровье родных и близких никто не отменял. Поэтому наряду с большим количеством сильных страхов возникает и куча их закономерных последствий.
Причем негативные последствия есть у всех составных частей этой неприятной ситуации: карантин (абсолютно необходимый сегодня) провоцирует массу побочных следствий даже у здоровых людей. Как показывают исследования, психологические последствия карантина у них вполне различимы через три года после того, как все кончилось. Что уж говорить про медиков и реальных больных, которые оказались в центре событий!
— А какого рода последствия могут сказаться?
—Последствий много, и они неприятные. По результатам исследований, пребывание в карантине приводило к симптомам посттравматического стресса у сотрудников больниц даже через три года. Показатели посттравматического стресса были в четыре раза выше у детей, которых поместили в больничный карантин, по сравнению с теми, кто там не был; у родителей такое же соотношение, но примерно в 3,5 раза.
— Опыт изоляции уже не страновой — мировой. Есть ли прогнозы, как это может изменить человеческое сообщество?
— Я не вижу серьезных предпосылок для каких-то глобальных изменений. Масса предсказаний, обрушившихся на наши головы, о последствиях глобальной пандемии, о новой экономической реальности, о каких-то цивилизационных и экзистенциальных сдвигах. Но совсем непонятно, почему вдруг они должны наступить. Разным странам и в экономическом, и в политическом, и в культурном смысле не прожить друг без друга. Равно как и сетевые формы обучения и покупок коммуникации не заменят, а лишь дополнят уже существующие в офлайне. Мне видится в этих разговорах больше хайпа, чем трезвой оценки изменений.
— Значит, переоценки ценностей — на уровне индивидуума, общества, власти — не произойдет?
— Вряд ли. Пока можно наблюдать абсолютно стандартный набор реакций: более-менее разумное поведение большинства, всплески паники (слава богу, локальные и не приведшие к исчерпанию запасов гречки), местами разумное, а местами абсолютно бестолковое поведение государственных структур, нарастание ксенофобии и конспирологических идей даже у вполне рациональных людей. Опять-таки: опыт предыдущих эпидемий показывает, что от их экономических последствий больше всего страдают малообеспеченные слои населения. Это вполне прогнозируемо и у нас. Но пока совсем не видно, чтобы люди, имеющие возможность помочь в борьбе с эпидемией финансово, горели желанием это сделать. Особенное возмущение в этой связи вызывают персонажи, приложившие руку к нарастанию текущего экономического кризиса, который слегка замаскирован эпидемией. Так что с ценностями пока все традиционно.
— И все же: можно ли из этой экзистенциальной ситуации извлечь пользу?
— Помимо обучения и самообучения, о чем я уже говорил, это способ остановиться и оглядеться, выйти из круга "перерождений". Свободное время позволяет подумать о чем-то серьезном, наметить какие-то отдаленные цели, спланировать их достижение. То есть заняться собой.
— Изоляция — отчасти испытание стоицизма, а чего ещё?
— Изобретательности в борьбе со скукой, умения поддерживать хорошую физическую форму, сидя, например, в однокомнатной квартире, взаимовыручки и взаимопомощи, когда соседи по подъезду или дому по очереди покупают еду старикам и пожилым людям, чтобы тем лишний раз не выходить на улицу, поддержки тех, кому плохо или одиноко, да мало ли чего еще, без чего прервется род человеческий.
— Есть ли корпус психологических рекомендаций, который может помочь справиться людям, ощущающим клаустрофобию, острое одиночество и панические атаки?
— А вот тут ответ должен быть очень резкий: не существует никаких общих психологических рекомендаций, как не существует средней температуры по больнице. То есть ее легко можно вычислить, но смысла она не имеет никакого. Также и с общими психологическими рекомендациями — в общем виде они ни о чем! Поэтому рекомендация другая — обратитесь к психологу. Сейчас доступно огромное количество вариантов сетевой психологической помощи: и телефоны доверия, и индивидуальные консультанты. Часть из них совершенно бесплатна. Так что еще раз — обратитесь к психологу!
— А кстати, что все это значит для психологии как науки?
— Психологи (как и социологи, антропологи и другие -ологи) потирают руки, потому что удивительно интересные процессы происходят прямо на наших глазах, их можно изучать, буквально не выходя из дому. Что мы и делаем. Но, как сказал поэт: "Чем столетье интересней для историка, тем для современника печальней!"